Ей снилась смерть [= Праздник смерти ] - Нора Робертс

– Если он позвонит, вам необходимо срочно свя­заться со мной. И будьте крайне осторожны: не встре­чайтесь с ним одна, не открывайте дверь, если он при­дет к вам. А сейчас мне надо осмотреть его шкаф и переговорить с вашими сотрудниками.

– Хорошо, я организую это. Вы знаете, Саймон вовсе не был загадочным или что-нибудь в этом духе. – Иветта встала и смахнула со щеки слезу. – Он, знаете ли, настоящий рохля. В последние дни он был занят ис­ключительно подготовкой к Рождеству, хотя потеря ма­тери навсегда испортила ему отношение к праздникам.

– Да, но теперь он, похоже, разобрался с этой про­блемой…

Ева вошла в комнату персонала, мельком взглянув на какого-то толстяка, который опустошал бутылку с зеленого цвета жидкостью.

– Он сменил замок, – пробормотала Иветта. – Я не могу открыть его шкаф.

– Кто здесь отвечает за комнату персонала?

Иветта тяжело вздохнула.

– Я.

Ева вынула револьвер.

– У нас нет времени. Эта штука сможет открыть за­мок, но вы должны дать мне разрешение на взлом.

Иветта молча кивнула и закрыла глаза.

– Вы пишете на пленку, Пибоди?

– Да, лейтенант.

Ева прицелилась, выстрелила и разнесла замок в клочья. Выстрел сопровождался грохотом и вспышкой. Дверца шкафа отлетела в сторону и повисла на петлях.

– Дьявол! Иветта, что здесь происходит?

– Это полиция, Стиви. – Она махнула рукой взвол­нованному сотруднику. – Ты должен быть в кабинете 930. Иди и займись делом.

– Саймон будет в ярости, – покачал он головой и вышел из комнаты.

Подойдя к шкафу, Ева взялась за висящую дверцу, но тут же отдернула руку.

– Черт! – вскрикнула она и стала дуть на паль­цы. – Слишком горячо.

– Попробуйте с этим. – Пибоди достала из карма­на и протянула ей сложенный в несколько раз носовой платок. Их глаза на секунду встретились.

– Спасибо.

При помощи платка Ева отогнула дверцу.

– Санта-Клаус спешил, – пробормотала она.

Костюм Санта-Клауса был свернут и брошен на дно шкафчика. Начищенные до блеска высокие черные са­поги стояли на нем.

Ева надела специальные перчатки.

– Посмотрим, что там еще есть.

На полках стояли две банки дезинфектанта, полбан­ки мыла на травах, тюбики защитного крема, ультра­звуковой прибор для уничтожения микробов. Она на­шла еще один комплект приспособлений для татуиров­ки и образцы для ряда сложных рисунков. На одном из них была надпись стилизованными буквами:

МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ ЛЮБОВЬ.

– Прекрасно. Это его пригвоздит. Пибоди, собери­те все и упакуйте. Я хочу, чтобы в течение часа все это было в лаборатории. Я пока останусь здесь и опрошу сотрудников.

Больше ничего интересного от сотрудников фирмы Ева не узнала. Здесь Саймона любили и уважали. Она услышала о нем такие слова, как «умеющий сочувство­вать», «добрый» и «симпатичный».

И все это время у нее перед глазами стоял полный ужаса и боли взгляд Марианны Хоули.

По дороге в больницу к Пайпер Ева и Пибоди мол­чали. Несмотря на то, что новый кондиционер в маши­не работал прекрасно, нагоняя приятный теплый воз­дух, дух стоял тлетворный.

«Ладно, – подумала Ева. – Хорошо, пусть Пибоди ходит, гордо задрав хвост, – это ее проблема. Главное, чтобы это не отразилось на работе».

– Позвоните Макнабу, – не оборачиваясь, сказала Ева, войдя в лифт. – Узнайте, получил ли он какие-ни­будь новые данные о возможном местонахождении Сай­мона. Затем выясните, удалось ли Мире создать психо­логический портрет с учетом новых данных.

– Есть, сэр.

– Если вы еще раз назовете меня «сэр» таким высо­комерным тоном, я вас свяжу!

С этими словами Ева вышла из лифта. Пибоди, сер­дито сопя, вынуждена была догонять ее.

– Мне нужны данные о состоянии Пайпер Гоффман, – бросила Ева дежурной медицинской сестре, швырнув свою сумку на стол.

– Пациентка находится в спокойном состоянии.

– Что вы имеете в виду? Она вышла из комы?

Медицинская сестра поправила свой цветастый ха­латик.

– Пациентка Гоффман пришла в сознание около двадцати минут назад.

– Почему мне не сообщили? На ее больничном листе должна быть пометка.

– Она есть, лейтенант. Но дело в том, что, когда па­циентка пришла в сознание, у нее началась буйная ис­терика. Мы были вынуждены связать ее и дать успоко­ительное лекарство, согласно указаниям врача и с со­гласия родственника.

– Где этот родственник?

– Он в ее палате, с ним все в порядке.

– Я пройду к ней.

Повернувшись на каблуках, Ева пересекла коридор и вошла в палату. Пайпер спокойно спала – бледная, но от этого не менее красивая блондинка. Под глазами легкие тени, на щеках неестественный румянец, вы­званный сильными лекарствами. Рядом с кроватью мерцали мониторы специальных приборов медицин­ского контроля за состоянием больной. Палата больше походила на дорогой номер в пятизвездном отеле.

«Пациенты с деньгами могут позволить себе болеть в весьма комфортабельных условиях», – подумала Ева. Ее собственные воспоминания о первом пребывании в больнице были ужасными: узкая комната, вдоль стен стоят неудобные кровати, на которых от боли и отчая­ния стонут женщины. Стены были серыми, окна за­крыты черными занавесками, а воздух наполнен стой­ким запахом мочи.

Ей было восемь лет – одинокая, разбитая девочка, даже не помнившая своего имени…

Слава богу, Пайпер проснется в совсем других усло­виях. Сейчас рядом с ее кроватью сидел брат, он нежно держал руку сестры, как будто неосторожное движение могло разбить этот нежный сосуд. По всей палате стоя­ли различной формы и величины вазы, наполненные цветами. Тихо играла успокаивающая музыка.

– Она проснулась с криком. – Руди не повернул головы на шаги Евы, продолжая смотреть в лицо се­стры. – Звала меня на помощь. Она издавала какие-то нечеловеческие звуки. – Он взял тонкую, длинную ла­донь Пайпер и провел ею по своей щеке. – Я был ря­дом, но она не узнавала меня, а когда к ней подошла медицинская сестра, набросилась на нее с кулаками. Она не понимала, где находится. Ей казалось, что она все еще… Ей казалось, что он все еще с ней.

– Она сказала что-нибудь, Руди? Она назвала его имя?

– Она прокричала его!

Руди поднял лицо, Еве оно показалось маской мертвеца. В нем не было ни кровинки, и оно напо­минало восковой слепок.

– Да, она назвала его имя, – сказал Руди, пытаясь взять себя в руки. – «О Саймон, не надо! – кричала она. – Саймон, не надо! Не надо, не надо, нет! Не де­лай этого опять!»